000
ОтложитьЧитал
Память
Ястреб, разрывающий зайца, может быть истолкован и как символ порочного разума грешника,и как победы над сладострастием, принимая негативное толкование зайца, как олицетворение похоти и символа телесных искушений и плодовитости.
Элен сидела во тьме. Щелчок заставил вздрогнуть. На столе включилась лампа, освещая немногочисленные предметы: несколько смятых бумаг, портсигар с гравировкой, пистолет на стопке папок, набитых документами. Тот же пистолет, из которого Элен стреляла всего несколько часов назад.
– И как бы мы прожили без табака? – сказал он по-немецки. Не сумев повернуться к нему, Элен только теперь осознала, что обездвижена, привязана к стулу.
Щелчок зажигалки. Протяжная, шумная затяжка.
– Великолепное изобретение человечества, – продолжал он на выдохе, блаженная улыбка звучала в его голосе. – Вы согласны, фрау Бенуа?
От аромата желанных сигарет пересохло во рту – лишь одна из ее многочисленных слабостей, – но Элен твердо решила молчать. Шаги позади. Он взялся за спинку стула, кожаные перчатки скрипели, сжимая деревянную перекладину.
– А если, – она вся сжалась, услышав его голос над самым ухом, – я обращусь к вам: «Дита»? Ведь так тебя зовут на самом деле, не Элен Бенуа, а Дита Янковская, она же «Янка», она же «Мышь».
Как он узнал?
Страх бил ее изнутри, бросая то в жар, то в холод, голова и все тело гудели от недавнего столкновения. Ей обещали, что все пройдет хорошо, так что же пошло не так? Что произошло, кто рассказал ему?!
Смакуя ее напряжение, он вновь предался раздумьям.
– «Мышь», что за нелепая кличка? Кто выбрал ее? Не может быть, чтобы ты сама, о нет. Тебе больше подошла бы какая-нибудь птичка: соловей, ласточка, колибри, наконец!
Ладонь в перчатке легла ей на плечо.
– Ты расскажешь мне все. Все, с ранних пор младенчества и до этой самой минуты. И особенное внимание удели старику, который дал тебе это глупое прозвище. Ведь это он – тот, кто подослал тебя ко мне? Но я не зол на тебя, нет… Приступай, фрау Дита. Я не смогу уснуть, пока не узнаю каждую, даже самую мелкую подробность твоей жизни…
Затянувшись, он провел по ее волосам. Вцепился в светлые локоны, запрокинул ее голову и, склонившись, пустил дым в плотно сомкнутые алые губы.
Он сносил ее ненавистный взгляд с издевательским равнодушием. С хищническим интересом всматривался в ее красивое лицо, очерченное скулами, с ровным, чуть вздернутым носиком и серыми глазами, оттененными длинными ресницами. Элен молчала.
– Что ж, ночь обещает быть длинной. Я заставлю тебя говорить. Даже мышь – хоть и скромная, но все же достойная добыча для ястреба.
Улыбнувшись, Людвиг затушил сигарету о стол.
I. Проклятые луной
Щелк, свист, взрыв.
Снаряды накрыли округу смертоносным дождем, а бежать выходило слишком медленно. Девочка совсем запыхалась, и ее, не сбавляя хода, подхватил на руки старший брат.
Щелк, свист, взрыв. От следующего залпа дом, к которому они приближались, в миг охватил огонь. Юноша резко свернул и едва удержал равновесие, чуть не упав со своей ношей в лужу из грязи и крови.
Заметив, что девочка вся обмякла, он затряс ее и закричал. Его лицо было страшным от испуга, брови и кожа на лбу опалены, слезы ручьями лились из широко распахнутых глаз.
Она не слышала его. Уши будто закупорило ватой. Все вокруг дрожало, рушилось, пылало, но она не слышала ни звука.
Отвратительный, удушливый дым.
***
Поезд покачивался, убаюкивая размеренным стуком колес. Желтые, зеленые, сменяющие друг друга поля оккупированной Франции отражались пятнами на металлических перекладинах, удерживающих багаж над сидениями. Хилое солнце поздней осени роняло блики на глянцевые двери купе, на вставки из замутненного стекла.
Эдмунд держал жену за руку, стараясь не шевелиться, чтобы случайно не разбудить ее, прикорнувшую на его плече, но Элен уже не спала. Запах гари и паленого мяса постепенно улетучивался, сменяясь реальным: дым, разгоряченные рельсы и земля, размытая дождем.
Завтра они будут в Кёльне, тогда же начнется и ее миссия.
За восемь лет Элен сильно изменилась: получила образование, как и обещала брату; научилась шить как следует, чтобы соответствовать парижской моде; устроилась работать в университет после защиты.
И, как и Тео, вступила в сопротивление.
– Ты не спишь, дорогая? У тебя руки дрожат, – Эдмунд ласково коснулся ее запястья. Элен подняла голову: идеально уложенная челка под модной шляпкой, красная помада, бежевый брючный костюм – она ценила свое удобство в путешествиях, при этом демонстрируя первоклассное чувство стиля.
Эдмунд поправил круглые очки, любуясь на нее.
– Мне до сих пор не верится, что ты моя жена.
Элен улыбнулась уголком алых губ.
– Тебе просто повезло.
Разумеется, ей не дали никакого партийного билета. Но дали крупицы информации в ответ на то, где находится сейчас ее брат.
Да и что она скажет, когда увидит его? «Милый брат, ты все такой же упрямец!»? Даже во Франции, находясь в тяжелых условиях оккупации, сопротивление не бездействовало. То, что Тео могли убить в стане врага до встречи с ней, казалось немыслимым и страшным, и она старательно гнала эти мысли прочь, пока не будет знать наверняка.
Даже если его и убили – она должна знать.
– Элен Вернер… Моя Лили, – не выпуская ее руки, Эдмунд поцеловал тыльную сторону ее ладони. Свободной рукой она потянулась к сумочке, доставая портсигар и мундштук.
– Знаешь, кто будет завтра из знакомых?
– Если честно, не представляю. Все? Премии собираются вручать не только ученым, но и предпринимателям, инвесторам, ветеранам, героям войны. Даже неловко от такого разношерстного конгломерата…
«Парад чудовищ,» – мысль прозвучала ненавидящим голосом брата.
– Великолепный шанс поддержать связи, – Элен щелкнула зажигалкой, затягиваясь, а потом медленно отвела мундштук от губ. Дрожь отступила, затеняя сомнения и возвращая ей ясность ума. – Нужно обязательно поблагодарить герра Шварца за такую возможность.
– Само собой, милая. Он будет очарован, как и я. Как и любой другой…
Он склонился для поцелуя.
Сигнал поезда разорвал размеренный ритм колес. Элен метнула взгляд в коридор, где слышался нарастающий грохот шагов проводника. Его силуэт пронесся мимо двери, придерживая фуражку.
Эдмунд вздохнул и снова отвернулся к окну.
– Вот, началось. Это надолго…
– Обычное дело близ границы. Как минимум это значит, что мы почти на месте, – невесело усмехнулась Элен.
Послышались голоса: кто-то взволнованно оправдывался по-французски, но был прерван резким «Halt!»
– Нет, я не про задержки. Я ведь чистокровный ариец, тоже говорю по-немецки, – но каждый раз чувствую себя каким-то… Будто бы, виновным. А ведь меня пригласили на конференцию представители власти. За заслуги в исследованиях и достижения в науке! Я не просто гражданин страны, я совершаю вклад в ее развитие…
– И мы едем в Кёльн, чтобы заявить об этом вслух. Все будет в порядке, дорогой, – она чмокнула Эдмунда в щеку, тут же отвлекая его стиранием следа от губной помады.
Поезд замедлялся целую вечность и, наконец, остановился.
– Ты так спокойна. Ведь ты ненавидишь проверки…
– Никто не любит лишнее внимание, милый. С тобой я в безопасности, – Элен оплела локоть мужа и молчала, не отводя взгляда от двери купе.
Проводник шел обратно в сопровождении трёх немецких офицеров, что следовали за ним по узкому коридору. Силуэты черных плащей и фуражек были слишком узнаваемы: острые, угловатые элементы формы вызывали подсознательную тревогу. Смерть обрела свой новый, изысканный стиль.
– Можно подумать, в каждый пассажирский поезд проникли враги, – Эдмунд усмехнулся и похлопал Элен по запястью, успокаивая то ли ее, то ли собственные нервы.
«Невероятно, но одна такая сидит рядом с тобой…»
Из дальних купе раздался протестующий ропот пассажиров. Грохот багажа. Щелканье замков. Голос маленькой девочки, спросившей по-французски: «Мама, мы приехали?»
Элен знала, как проходят такие проверки. Протестовать ни к чему, они все равно залезут в багаж. Разворошат вещи, пролистают книги, растрясут кошельки в поисках мельчайшего подтверждения своих подозрений.
Прогремел троекратный стук в дверь.
«Нужно быть податливым, учтивым, одним словом – приятным. Тогда есть шанс расположить их, сойти за своего. И, конечно же, не забыть про…»
– Хайль Фюрер!
Лицо в черной фуражке вонзилось в проем, широко улыбаясь.
Эдмунд ответил на приветствие, с готовностью патриота дублируя жест. Высвободив его руку, Элен плавно отстранилась и обворожительно улыбнулась.
– Ваши документы, дорогие…пассажиры, – услужливо вставил немец, удовлетворенный реакцией, взглядом перескакивая с одного супруга на другого.
Элен со спокойствием и плавностью змеи извлекла из заднего кармашка дорожной сумки их паспорта с билетами, вложенными внутрь.
Досмотрщик молчал некоторое время, всматриваясь в написанное, пока позади него, из соседнего купе выталкивали возмущенного отца семейства с женой и детьми. Девочка лет четырех хныкала. «Как же мой кролик? Месье Кролик!»
Мальчишка постарше проскочил под локтем одного из немцев, но тот среагировал достаточно быстро, чтобы ухватить его за шкирку и обездвижить почти боевым приемом – заломав ребенку руку за спину. Элен вздрогнула от его пронзительного крика.
Досматривающий оторвался от документов, оглянулся и поторопил подчиненных. Закрыв, вернул оба паспорта супругам.
– Поздравляю с наградой, герр Вернер!
– О, вам известно?
– Вся Германия знает! С возвращением. Родина встретит вас с почестями, даже не сомневайтесь.
– Благодарю, – Эдмунд растерянно поправил очки.
– Хорошей вам дороги!
Обозначив прощание все той же проклятой фразой и широкой улыбкой, он скрылся за дверью, превратившись в размытый силуэт.
Элен очень медленно, долго и протяжно выдохнула дым, пока сердце не перестало бешено колотиться.
– Вроде, легко отделались, – все еще смущенный, Эдмунд не мог найти место рукам. Он потянулся за своим блокнотом для всего на свете – от запланированных встреч до случайных наблюдений, – пролистывая до пустых страниц.
– Все же запишу, с кем хотел бы встретиться. В Кельне будет несколько моих одногруппников, возможно, кто-то представит меня. Продолжать работу в Париже теперь совсем небезопасно…
Элен ударила ногтем по мундштуку, стряхивая пепел.
– Знаешь, – продолжал Эдмунд, записывая что-то наспех, явно воодушевленный. – Хорошо, что ты уговорила меня вернуться. Америка, все-таки, так далеко. Да и это все не зря, раз даже на границе меня узнают и поздравляют.
Элен думала о французской семье, которых вывели из поезда. Зачем они ехали в Германию? Или это кто-то из ее единомышленников?
Нет, слишком много совпадений. Им просто не повезло – как повезло Элен под протекторатом известного мужа.
Как бы то ни было, ее путь продолжается, а месье Кролик останется в пустом купе. Элен подавила в себе даже мысль выйти в коридор и убедиться в этом. Девочка вырастет и переживет это – если ей позволят выжить. В каком-то смысле, это тоже можно назвать везением.
Ей нужно было отвлечься.
Эдмунд прикусил кончик карандаша.
– У меня такое чувство, знаешь, как будто что-то важное маячит прямо на горизонте сознания, а я это упускаю. Это, наверное, не случайное ощущение…
– Или ты просто видишь знаки там, где их нет.
– Думаешь, это пустое?..
– Ты же сам говоришь, что магическое мышление не продвинуло бы твою работу ни на шаг, – Элен привлекла его внимание, коснувшись подбородка. – Оставь интуицию и ее подсказки мне.
Раздался сигнал. Неохотно покачиваясь, поезд снова наращивал движение. Поля: желтые, зеленые, с оградами вдоль железных путей мелькали, переходя в подвижные пятна, сменяясь все быстрее и быстрее.
Послушно приникнув к ее губам, Эдмунд вслепую потянулся к двери и защелкнул замок.
***
Взрыв аплодисментов оглушил ее.
Только что объявили очередного призера, пригласив его на импровизированную сцену возле рояля. Небольшой оркестр в очередной раз заиграл мелодию, похожую на марш, окрашенный торжественными мажорными тонами. Элен едва удавалось расслышать инструменты сквозь плотный гром хлопков.
Человек в военном мундире подошел к господину, что озвучил его имя и заслуги. Две немки, блондинки в одинаковых платьицах, похожие, как близнецы, вручили ему орден в бархатной шкатулке. Тот, со смущенной улыбкой приняв награду, дожидался, когда зал успокоится, с благодарностью кивая гостям.
Элен не вслушивалась в его речь. Он наверняка рассыпался в признательности к своей стране, расе и предводителю. Элен ждала: из всех, кого уже упоминал распорядитель, нужное ей имя так и не прозвучало.
Эдмунд воссоединился со старыми знакомыми. Проще всего было бы задать вопрос напрямую, но такой способ казался Элен самоубийственным. С чего бы ей, жене ученого, интересоваться именно этим специфическим немцем? И обстановка, и внутренний голос вопили, что ошибки обойдутся очень дорого, и каждый необдуманный вопрос тут же обернется против нее. Она усмехнулась с того, какая горе-шпионка из нее вышла.
Оставалось быть внимательной. Но время шло, вечер перешел в ночь, и хоть горы алкоголя и развязали языки большинству присутствующих военных и гражданских, это не помогало Элен определить того самого человека.
– Все хорошо, дорогая? – Эдмунд обнял ее за плечо, привлекая к себе. На его пиджаке уже блестел недавно врученный орден. – Не потерялась?
– Почти. Столько народу… Сбивает с толку.
– Да, совсем как в старые добрые времена, – он провел ее сквозь толпу зрителей, которая начала хаотично расходиться от сцены, чтобы через полчаса снова собраться на очередную сессию анонсов и вручений.
– Шварц оставил тебя в одиночестве, дорогой?
– Ему пришлось отлучиться, встретить запоздавших гостей. Пойдем, кое-кто о тебе спрашивал, представлю вас.
Тревожное волнение кольнуло ей под сердце. Может, это и будет он? Тот, кого она ищет? Теперь, когда она почти отчаялась, это мог быть, действительно, кто угодно.
Официант, что шел им навстречу, прорываясь в плотной толпе, пронесся слева от Элен – и чуть не вылил на нее содержимое подноса. Возмущенный, Эдмунд отвел ее в сторону, что-то бросив ему вслед. Даже если это и было что-то оскорбительное, она не разобрала это. Он явно трудился не первые сутки, и был ошеломлен толпой безликих гостей не меньше самой Элен – отделавшись легким испугом, как она могла его винить?
Они приблизились к нескольким людям, собравшимся у стола с закусками и алкоголем. Немецкая речь уже сливалась в ее голове, превращаясь в сплошной гул из смеха и неразборчивых возгласов. Элен так устала вникать в смысл языка, звучавшего грубо и резко, так отличающегося и от французского, и от родного фламандского.
Эдмунд вместе с женой влились в кружок гостей, что уже успели представиться ей: это ученый, коллега по проектам из университета, другой знакомый, уже из Гейдельберга, а также полковник с недавно прибывшей женой – фрау Цигель. Женщина подскочила к Элен и вырвала ее из рук мужа, притягивая к себе за запястья, в восхищении и восторге от нового лица.
– Фрау Вернер! Я так хотела с вами познакомиться!
Элен сдержала порыв разочарованно вздохнуть и улыбнулась женщине с сединой в уложенных волосах, всей усыпанной бриллиантами.
Новая знакомая высказала большой интерес к искусству, сетуя на своего мужа, который «совершенно в этом не разбирается», и Элен пришлось поддерживать разговор об импрессионистах и античных скульптурах (почему-то именно в таком порядке), вместо того, чтобы вслушиваться в обрывки чужих разговоров.
Она даже была рада сменить тему. Слишком многое уже пошло не так, не происходило ничего, что могло бы ей помочь и дать подсказку – но по наводкам, которые предоставили ей связные, иного шанса познакомиться с тем самым офицером могло и не представиться. Она не собиралась сдаваться. Элен решила, что вернется к этому, как только закончится очередной перерыв.
Оркестр заиграл мелодичную музыку, предоставляя гостям возможность развлечь себя не только разговорами.
– О, я мечтала потанцевать с мужем, – фрау Циглер перескакивала с темы на тему с той же прытью, что и пустилась на поиски супруга. Элен же подумала о том, что выпила недостаточно, чтобы танцевать среди элиты и света немецкой науки. Да и сколько времени прошло с тех пор, как они с Эдмундом танцевали?
Подол белого, легчайшего платья развевался на ночном ветерке. На одной из крыш Парижа, на фоне подсвеченной сотнями огоньков Эйфелевой башни и звездного неба они медленно покачивались в объятиях друг друга. Элен положила голову ему на плечо, переплетаясь с ним пальцами. В тот вечер они обручились, и она никогда не чувствовала себя счастливее…
– Фрау Вернер?
Немец отчеканил ее имя, как на допросе. Элен оглянулась, смерив его взглядом, и тут же проворковала с очаровательным французским акцентом:
– Я наступила вам на туфлю? Прошу прощения, месье..
– Нет, не уходите. Ночь только началась, – он взял ее руку, бесцеремонно целуя запястье.
Ее порывом было: «Что вы себе позволяете?!», но она осеклась. Может, он и есть тот, кто ей нужен? В это сложно было поверить. О Ястребе отзывались с остервенелым благоговением даже те, кто искренне ненавидел и презирал его, а этот человек производил впечатление напористого хулигана.
– Прошу, оставьте, меня ждет муж.
– Что ж, неудача. У него слишком красивая жена.
Она поразилась такой наглости, намереваясь шагнуть прочь, но он преградил ей путь. Он был выше ее. Одетый в черный костюм, как и многие приглашенные, без каких бы то ни было знаков отличия. Бахвальный офицер, так гордящийся своими достижениями, пришел бы при полном параде. Просто гость, перебравший на торжественном вечере, одурманенный шампанским и успехами своей страны.
Элен закатила глаза, отыскивая в сумочке портсигар.
– Красота – мое проклятье.
– О, нет, – он оплел ее талию, прерывая поиски, и взял ее ладонь в свою. – Вы ничего не знаете о проклятиях, фрау Вернер. Вот я – проклят, несомненно. Но я счастлив.
– Почему же? – она раздраженно усмехнулась, не вырывая руки. Чувствовалось, что он сильнее, а скандал и нелепая сцена были ей ни к чему.
– Потому что буду танцевать с вами.
Нет, он не был пьян. Прямой, статный, и что-то в его поведении, даже манере говорить, отличало его от других. В его бесцеремонности было нечто притягательное, и поймав себя на этой мысли, Элен решила подыграть ему. В конце концов, она так устала волноваться.
Незнакомец вывел Элен в центр просторного зала. Великолепный отполированный паркет, старинные портреты в тяжелых рамах высоко на стенах, громоздкие люстры с десятками свечей под потолком; даже если это здание и было чьим-то шикарным особняком, теперь оно наверняка принадлежало правительственным командирам. Яркий свет ослеплял, а простор вокруг так отличался от тенистых групп собеседников, обсуждающих войну, науку и Германию.
Заиграл вальс.
Оба пришли в движение одномоментно, плавно закружившись по залу. К счастью, они были не одни, и все больше поддатых и не слишком господ подражали их примеру, приглашая потанцевать как своих, так и чужих спутниц. Элен было проще находиться среди толпы, нежели быть на всеобщем обозрении, но более тревожным теперь ей казалось то, как вел себя ее волевой партнер. Он вел уверенно и не отрываясь смотрел на Элен.
– Кто вы, месье?
– Вы слышали о вервольфах?
Элен опешила и сосредоточилась, чтобы убедиться, что верно понимает контекст и не путается в немецкой лексике.
– ..Люди-волки?
– Больше волки, нежели люди. Оборотни. Они не властны над собой, лишь луна управляет ими. Когда она велит им выть – они воют, а если велит убивать – убивают.
– Что ж, многие из нас похожи на оборотней, – Элен плавно и чутко следовала, куда бы он ни направил, потакая его лидерству с превосходным покорством, что обычно по душе таким мужчинам – и чувствовала, как это ему нравится. – И какое же отношение волки имеют именно к вам?
Уголок его губ изогнулся, а в глазах сверкнул необычный огонек.
– Я же говорил, что проклят. Вы не заметили, но там, снаружи, сейчас сияет полная, до одури пленительная луна.
Во время танца с ним Элен избегала визуального контакта, следуя не только внутренним ощущениям, но и общим правилам приличия. Он не настаивал. Улыбаясь, все так же беззаботно рассматривал ее очерченное скулами, красивое лицо, линию плеч и линию декольте ее вечернего платья. В этом не было ничего необычного, но что-то упрямо подсказывало ей быть настороже, остерегаться его, в любой момент быть готовой к бегству.
Это пугало. Она решила, что бросит себе вызов, и посмотрела ему прямо в глаза.
– Герр Вервольф?
– Я весь ваш.
– Вы неплохо танцуете для зверя.
– А вы легки, как лань.
– Как вас зовут?
– Зовите меня Йохан.
Великолепно. Когда каждый третий в стране – Йохан, с таким же успехом он мог не представиться вообще.
Оркестр начал замедляться. Одновременно с финальными аккордами незнакомец замер с Элен в своих руках, склонившись над ней так близко, что невозможно было избежать его пронзающего взгляда. И Элен смотрела на него, не отрываясь, пока он наконец не произнес:
– Поужинаете со мной?
– Боюсь, что вынуждена сопровождать моего мужа.
– Он чересчур самонадеян, раз посчитал, что такая, как вы, ему по зубам.
Элен усмехнулась, освобождаясь из его полуобъятий и отступая без особого труда – не уверенная, была ли это ее заслуга, или его решение позволить ей освободиться.
– Неужто ваши зубы крепче?
– Кости хрупки, фрау Вернер. Но, так уж и быть, я буду нежен.
Чем дольше длился их зрительный контакт, тем больше он походил на дуэль. Элен чувствовала, что еще немного -и она потеряет маску самообладания и безразличия. Слишком уж чуткий интерес он проявлял к ней, казался ей слишком странным.
Объявили об очередном круге вручений, и это ее спасло – они оба оглянулись на ведущего на сцене.
– Хорошего вечера, герр Вервольф, – не дожидаясь ответа, Элен поспешила удалиться в глубину собирающейся толпы, вновь заполняющей зал, чтобы поскорее найти Эдмунда и отбросить чувство неясной тревоги.
Эдмунд наблюдал за действием у столов, вместе с супругами Циглер и еще одним коллегой из университета. Найдя их, Элен пристроилась под боком мужа, обхватив его руку и тут же находя спокойствие. Циглер вручила ей забытый бокал шампанского, и все вместе они замерли, вслушиваясь в речь.
Распорядитель со сцены разразился благодарностью отважным воинам и бойцам, защитникам великой Германии и покорным слугам правительства. Такое введение разительно отличалось военизированным, даже агитационным тоном, нежели ранее представленные ученые и врачи. Весь зал преисполнился особенным благоговением перед, очевидно, героями войны. Элен насторожилась, в нетерпении ожидая имена.
Среди награжденных представителей действительно было несколько военных чинов. Их фамилии и лица тут же стирало из ее памяти, пока не прозвучало то самое.
…«И Людвиг Йохан Фальке, отважно сражавшийся как на поле боя, так и беспощадно уничтоживший коварных недоброжелателей в тылу».
– Фальке? Что-то знакомое, – Эдмунд хлопал ее по руке, вспоминая. – Ты не помнишь, Йенс?
Герр Циглер кивнул.
– Мы играли в университетской команде. Мой хороший знакомый, мы часто обмениваемся новостями. Из-за травмы он…
Вдруг все голоса и фразы слились для Элен в неразборчивый шепот. Она не сводила широко распахнутых глаз со сцены. Принимая рукопожатие и награду из рук улыбчивых девушек, туда вышел танцевавший с ней незнакомец.
Улыбаясь и кивая, он окинул взглядом толпу, пока не остановился на Элен.
Это казалось неправдоподобным. Нереалистичным. Совершенно невероятно, что он действительно отыскал ее среди лиц, так что, даже чувствуя на себе его взгляд, Элен убедила себя, что это ей просто кажется.
Но в остальном все верно.
Это Ястреб. Людвиг Фальке, сорвавший операцию Тео; последний, кто видел его; виновник его исчезновения.
Убийца ее брата.